В гостях: Евгений Ройзман
Ведущая: Ильмира Маликова
15 августа под предлогом поиска взрывчатки бойцы СОБРа разгромили женский реабилитационный центр екатеринбургского фонда "Город без наркотиков". Почему люди в масках борются не с наркоторговцами и бандитами, а с общественным фондом рассказывает его президент Евгений Ройзман.
И.МАЛИКОВА - Есть только сухие факты 15 августа под предлогом поиска террористов 24 человека из числа правоохранительных органов врываются в женский реабилитационный центр. Проблема поиска террористов так актуальна сейчас для вашего города, что их ищут именно в женском реабилитационном центре?
Е.РОЙЗМАН - Для России актуальна. Все же понимают, что произошло. Был просто предлог. Подъехала газель, из нее на ходу, выпучив глаза выскакивали собровцы, как на карнавале все в масках. Забежали к девчонкам. Девчонки с перепугу - руки вверх. Они сразу отняли все телефоны. И говорят: девчонки, свобода, идите домой, вас никто не держит. Только заявление на фонд напишите, что вас насильно удерживали, и все по домам. Половина пожелала написать заявление и убоповцы, это была акция УБОПа, забрали их с собой. Половина осталась.
Секундочку, террористов искали не у вас в центре, а вы как террористы насильно удерживали людей?
Да, нет. Ну, как бы нас в этом обвинили. Террористов вообще никто и не искал. Они ехали в реабилитационный центр. Им нужен был предлог. Ворвались к девчонкам, забрали половину, заставили писать заявление и попали в идиотскую ситуацию. Из 18 девчонок пятерых родители забрали, уже пришли в УБОП и забрали из УБОПа, а 13 родители отказались забирать. Сказали: знаете что, миленькие, мы своих детей отдавали не в УБОП, а в фонд. И где вы были, когда наши дочери на панели стояли, когда ниши дочери кололись. Одна мать говорит: я же сюда дочь привезла в сплошной коросте, а сейчас-то, говорит, она расцвела, я не хочу, чтобы она у вас была, отдайте обратно в фонд.
Среди родителей были высокопоставленные чиновники, которые своих детей из разных городов России везли, потому что с девчонками никто не работает. Мы же начали работать в 1999 году. С парнями-то мы давно работаем. У нас 140 парней сейчас, а девчонок 40. Причем ситуация очень тяжелая. Там же у очень многих сифилис. ВИЧ инфицированных процентов девяносто. С девчонками вообще трудно, в принципе. Вот и произошло такое свинство. Меня с Андреем Кабановым забрали в УБОП...
Это вице-президент фонда?
Да. Это мой товарищ Андрей Кабанов. Нас забрали в УБОП, потом в Кировский РУВД. Там народ собрался человек триста. Я думаю, что если бы нас не выпустили, люди бы на улицу вышли. Ну и все. Сейчас девчонок потихонечку нам начинают возвращать. Стыдно им возвращаться обратно.
Что послужило причиной скандала?
Причина... А, вот, знаете, у шизофреников бывает обострение весной и осенью. А в милиции обострения начинаются периодически, как у шизофреников, но только перед выборами. Грядут выборы в Госдуму. Выборы будут очень жесткими. Я думаю, что это связано с этим. Задача - дискредитировать фонд, меня лично. Хотя я не заявлял, что я куда-то пойду. Я к выборам так отношусь. Потому что выборы приходят, уходят, губернаторы меняются, а это мой родной город, мне в нем жить независимо ни от чего. Здесь жить моим детям, моим пожилым родителям. Поэтому мне особой разницы нет. Но они очень бояться, что я пойду на выборы. У нас очень высокий рейтинг у фонда. Нас поддерживают. Нас любят в нашем городе. В общем-то, мы стараемся, что-то делаем для своего города.
Фонд "Город без наркотиков" - это не екатеринбургский, это уральский фонд?
Нет. Этот фонд, на самом деле, родился в Екатеринбурге и начал действовать именно в Екатеринбурге. Но появилось несколько филиалов. Причем, филиалы очень мощные. В Кировограде появился филиал, это город в 70 тысяч жителей, в Алапаевске, это тысяч 80 жителей, и в Новоуральске, там тысяч 100.
У нас три города, где просто перестали торговать наркотиками, и нет наркоманов. Удалось это сделать где-то за год, где-то за два года. Мы показали пример всей стране. Это удалось. Мы показали пример всей стране, что есть города, где не торгуют наркотиками. Это реально - справиться своими силами при помощи честных сотрудников милиции.
Вообще, торговля наркотиками - бизнес удивительный. Он существует в двух случаях: или это покровительство милиции, или это попустительство милиции. А больше не бывает по-другому. Где милиция работает, там больше наркотиками не торгуют. И мы увидели, что у нас в городе наркокатастрофа. Цыгане строили двух-, трехэтажные огромные дома. Там по тысяче и больше квадратных метров. Продажные сотрудники милиции ездили на дорогих иномарках, к цыганам ходили за деньгами. Рассказывали всему городу сказки, что с наркоманией невозможно бороться. Дети умирали. Огромное количество передозировок. Представляете, что такое передозировка?! Это едет бригада реаниматологов. У нас за сутки было 40 вызовов на передозировки. Представляете, это ровесники наших родителей, инфарктники, люди, которые пережили войну, блокадники? Это не к ним поедут, потому что у них вызывают с квартиры. А наркоман, если в подъезде, это общественное место, туда едут в первую очередь. Представляете, какая подлость.
Мы начали работать, потому что просто терпеть было нельзя. Но чем я действительно могу похвастаться, чем я могу гордиться - за весь прошлый году нас в полуторамиллионном городе не умер ни один ребенок от наркотиков. В 1999 году было 302 "взрослых" смерти от передозировок. А в 2002 - 40. Тоже где-то в 8 раз. И этот год, Слава Богу, еще получше немножко. Результат работы фонда - более 1100 операций по задержанию наркоторговцев. У нас есть пейджер уникальный. Люди могут сбрасывать сообщения: увидели люди, где-то наркотиками торгуют, и сразу сбрасывают сообщение. У нас больше 30 тысяч сообщений на пейджере.
Хорошо. Люди сбрасывают на пейджер сообщения, что здесь торгуют наркотиками. Следующий шаг? Вы же не силовая структура, вы же не правоохранительная структура.
Нет. У нас пейджерные сообщения копятся, анализируются. Но бывают такие сообщения, особо острые сообщения, сразу мы 02 перезваниваем, перекидываем им и едем, смотрим, что и как. А, вообще, накапливается уникальная база. Мы свою базу передали в МВД России и в Комитет. Мы с этими сообщениями работаем. Ну, как работаем? Раз, подобрали сообщения по району. Пришли к начальнику райотдела. Говорим: миленький, посмотри, что у тебя твориться, давай работать.
А он?
С нами все райотделы в городе, кроме одного, очень охотно сотрудничают. Потому что у нас есть машины, рации, закупочные деньги. У нас парни, которые работают, 10 человек, бывшие наркоманы, они знают весь город вдоль и поперек. В принципе, главное, чтобы был честный человек. А бороться с наркотиками можно и обезьяну научить. Главное, чтобы человек был честный. Не надо быть семи пядей во лбу. Надо просто приходить утром и упрямо работать по-настоящему. Вот если будет три порядочных опера, если будет один сильный следователь, один грамотный прокурор. Ну, если у них будет какая-то техника, машина, они район свой вычистить всегда смогут, если будут работать.
Но наркооборот - это колоссальные деньги. Люди, которые торгуют наркотиками, которые этому покровительствуют, получают колоссальные сверхприбыли. Неужели три честных милиционера совместно с представителями фонда "Города без наркотиков" могут без опасности для собственной жизни что-то сделать? Когда речь идет на самом высоком милицейском уровне, говорят, что наркомафия вооружена и так далее, и так далее...
Не слушайте никого. Это сказки для взрослых. Я знаю, мне мир не переделать. Но я не буду сидеть сложа руки, потому что мне мир не переделать. Я просто не дам торговать в своем подъезде. Понимаете, у меня задача не дать торговать в своем подъезде. У меня задача не дать торговать в своем дворе. Но если все мужики будут так думать, у нас будет возможность не дать торговать на своей улице, в своем районе, в своем городе.
Потом, рассказы про деньги наркомафии, они немножко преувеличены. Что такое наркомафия? Это отдельно взятые наркоторговцы, которые пинаются ногами под столом, толкаются локтями, сдают друг друга в милицию, стреляют друг по другу. Наркомафии нет. Это сказки. Существуют каннибалы, людоеды, которые на людском горе делают деньги.
Более того, я не видел богатых наркоторговцев. Если у него есть деньги, то у него обязательно дети колются. Если у него есть большие деньги, он живет в огромном доме, то дом не зарегистрирован. Ездят они на ворованных машинах. Приличные люди с ними не разговаривают. Они не вхожи никуда. Понимаете, если бандит последний убил человека, он отсидит свои 10 лет, но с ним будут за руку здороваться и кто-то скажет "правильно сделал", кто-то скажет "подонок, его надо бояться", но его не будут презирать. А наркоторговца будут презирать. То есть они все время вне закона.
Как можно бояться наркоторговца? Это наша страна, это наша земля. Мы здесь родились и выросли. Какое право я имею бояться? За мной мои пожилые родители, мои дети и кто я такой, если я начинаю бояться каких-то вонючих наркоторговцев? И еще, мы работаем пятый год, и никогда в жизни, никогда наркоторговцы не оказывали сопротивление. Ну, было из-за дверей стреляли во время задержания, куксились, рожи корчили, шли в тюрьму, гундели там потихонечку, кляузы писали, но никогда не сопротивлялись. Уезжали из города, но не сопротивлялись. Всегда сопротивляется только милиция. И основное сопротивление, основная опасность исходит от милиции.
- Если вернуться к вашему конфликту, к этому инциденту, который произошел 15 августа в рамках милицейской операции. У вас есть открытый конфликт с милицией. Ей что от вас надо? Вы же делаете с ними общее дело.
Мы не делаем с ними общее дело. Мы делаем это за них, вместо них. Но, я должен сказать, я встречал очень много честных и порядочных офицеров, которые умудряются работать за идею. Понимаете, это Россия. Система сгнила, и все понимают, что система сгнила. Люди, у которых есть иллюзия, что есть милиция, они могут с ними безболезненно расстаться, милиции нет. Я хочу называть это своими словами: милиции нет. Но есть порядочные мужики, есть офицеры. Есть частные лица и вот на них-то все и держится, как, в общем-то, все в стране.
- Сколько человек работает в фонде "Город без наркотиков"?
В фонде работаем мы вдвоем с Андреем Кабановым. У нас два секретаря. Человек, который работает с родителями. Одна девчонка - в женском реабилитационном центре. 10 бывших наркоманов, наши парни - на оперативной работе, программист, аналитик. Вот, в общем-то, и все. 10 машин у нас, КАМАЗ, две газели. 140 парней и было 40 девчонок. Девчонок сейчас осталось 20.
- Как сейчас проходит реабилитация в вашем фонде "Город без наркотиков"? Потому что, я сейчас хочу обратить внимание, я посмотрела прессу за несколько дней, с одной стороны, есть газета "Коммерсант", с другой стороны, "Независимая" газета, в которой есть искажение каких-то фактов, как мы выяснили. И вот "выехавшие на место милиционеры установили, что в частном доме по улице Рыбакова, который никому не принадлежит, находилось около 30 девушек, прикованных к кроватям. Некоторые центры по освобождению от наркозависимости практикуют такой способ помочь больным..."
Во-первых, это вранье изначально. Я, кстати, насчет этого милицейского вранья хочу сказать одну фразу. Можно сколько угодно показывать фильмы про ментов, можно сколько угодно плакаты расклеивать, но до тех пор, пока милиция работать не начнет, их не будут любить в народе. Борис Вячеславович Грызлов правильно сказал: единственный настоящий показатель работы милиции - это отношение к милиции населения. Будут работать - на руках будут носить. Что касается вот этого момента...
Частного дома, "который никому не принадлежит".
Частный дом был куплен за 55 тысяч долларов на берегу Шарташа. Это скинулись трое человек, частных лиц, купили этот дом. Я отдал 25 тысяч, но у меня не хватило денег, я 7 тысяч занял. Мы с парнями-то раньше еще работать начали с 1999 года, а с девчонками 3 марта, купили этот дом. Кстати, сразу о фонде скажу: ни разу в жизни мы не попросили и не потратили ни одной копейки бюджетных денег. Мы принципиальны, мы работаем на свои деньги. Ситуация такая: мы не ждем, пока к нам придут и скажут: я хочу к вам на реабилитацию. К нам привозят родители. Иной раз даже привозят в багажниках. Дочерей своих в огромном количестве случаев притаскивают с панели, вытаскивают из постелей у таджиков, с которыми они живут за героин. Ну, страшно об этом. Не хочу даже рассказывают... Девчонку одну привезли, нормальная сейчас девчонка, просто короста была сплошная. Тоже сейчас она в УБОПе там находится...
Поймите, у нас первое время человек находится в наручниках ни для того, чтобы его обидеть, оскорбить, унизить, а чтобы пережить ломку и то, что у наркоманов называется "гон", когда ноги бегут вперед головы за героином. Ломки как таковой, о которой рассказывают врачи, не существует. И все вот эти кадры, которые вы видите, когда бедный наркоман грызет ножку кровати, это показательные выступления для родителей. Ломка - это состояние вроде гриппа. Тянет суставы, еще что-то, может тошнить, понос и не более того. У нас сейчас в мужском карантине одновременно находятся человек 40 парней. Они лежат и знают, что друг другу они никаких сказок не могут рассказать. Никто им никакого героина не даст. И они терпят. Терпят нормально, молча, улыбаются, терпят. И у девчонок то же самое. Девчонки поменьше в наручниках, всего 2 недели. Плюс, первое время на хлебе и воде. Почему на хлебе и воде? Детоксикация легче проходит. А потом, это действительно было ноу хау. Наркоман первое время думает только о героине. А когда он на хлебе и воде, он начинает о еде думать. Просто у него голод появляется и у него чувство голода перебивает тягу к героину. Начинает думать о колбасе, о сгущенке. А потом-то отстегивают, все. И то, что написали в газете, это полное вранье. Там несколько человек были пристегнуты только что поступившие. А остальные-то, они были во дворе. Но мы же не изверги! У меня у самого три дочери.
Вот сейчас этих девчонок забрали убоповцы. У них сегодня была вроде бы какая-то пресс-конференция. Они усадили этих девчонок и им задали вопрос из зала: скажите, пожалуйста, вы до фонда кололись? Они говорят: да. А сейчас не колитесь? Нет. Они говорят: а что вы еще хотите? Вот, в общем-то, и все.
А вот эти методики, которыми вы пользуетесь: хлеб и вода, пристегнутые, еще там что-то, это ваши личные методики?
Ну, это личные. Через нас прошло очень много народу. Через нас только парней прошло 1750 человек.
А процент возвращения?
У нас официально выпускалось из реабилитационного центра порядка 300 человек, чуть больше. Процент у нас колеблется на уровне 80-85%.
80-85% выздоравливают, освобождаются от наркотиков?
Да, и у нас есть другой момент. У нас если кто-то вдруг начал колоться, мы же отслеживаем. Мы со всеми родителями на контакте. У них у всех фонд висит дамокловым мечом, они знают, что мы будем смотреть, мы будем следить, мы обязательно узнаем...
Какая-то устрашающая у вас функция.
Немножко не так. Не устрашающая, а плотность опеки. У нас первые выпуски, у нас есть ребята, первые два-три выпуска, там вообще ни один человек не колется. С 1999 года! Мне есть чем гордиться, получилось. Когда у нас фондовские праздники какие-то, годовщины, все собираются, я просто рад смотреть на этих парней.
А пребывание в реабилитационном центре оно стоит каких-то денег?
По деньгам так. Родители платят 2900 рублей в месяц. У нас же аренда земли, аренда помещений, всю коммуналку: тепло, свет, за вывоз мусора - то есть выше головы. И родители посчитали, значит, содержание одного наркомана обходится 2900 рублей в месяц.
А препаратов никаких?
Никаких вообще. Родители платят 2900 рублей в месяц. Но мы никогда в жизни никому не отказали, если у человека нет денег. Если люди пришли и говорят: у нас нет денег, то мы никогда не откажем. Мы возьмем так. Около половины у нас бесплатно. А маленькие, сейчас у нас человек 12 маленьких - из теплотрасс токсикоманы, те все бесплатно. Но справляемся, все равно как-то справляемся.
Евгений, когда мы с вами начали говорить о том, как ситуация развивается вокруг вашего фонда "Город без наркотиков", вы сказали о том, что это, в том числе, могут быть какие-то предвыборные дела. То есть милиция, у нее происходит обострение накануне выборов.
Да, конечно.
И "Независимая газета", которая пишет о вас, там есть такой тезис, что очередной виток скандала вокруг вас может быть связан именно с подготовкой к выборам в Госдуму. И по контексту того, что, с одной стороны, милиция выставляет своих людей через "Единую Россию", с другой стороны, она дает отпор ОПС "Уралмаш". Как Вы можете это прокомментировать и к кому тогда Вы принадлежите?
Я, честно говоря, не видел кому вообще милиция дает отпор. То есть, если бы милиция давала бы отпор, вся страна бы это видела, милицию бы любили и уважали. В милицию люди обращаются по крайней нужде, в случае страшной уже необходимости. Это касается отпора.
Что касается Уралмаша. Там уникальная ситуация. Мы когда начинали фонд...
У ОПС "Уралмаш" довольно скандальная репутация.
Не скандальная репутация, а очень могучая неформальная организация, раскачанный бренд такой Уралмаш. Ну, скажем так, это не пионерские отряды. Мы когда начинали фонд, когда мы первые дни выступили против цыган, против коррумпированной милиции, нас поддержала Русская Православная Церковь безоговорочно, нас поддержали уралмашевцы. Это было именно так: Русская Православная Церковь, уралмашевцы и, в общем-то, все жители города. Но когда одного из самых уважаемых священников, отца Авраама спросили на счет Уралмаша: как вы относитесь к тому, что люди, которых подозревают в связи с криминальным миром, борются с наркотиками, могут ли такие люди бороться с наркотиками? Отец Авраам сказал: они не могут, они обязаны.
Что касается меня лично: я не отношусь к ОПС "Уралмаш". Я никогда в нее не входил. Но, я родился и вырос на Уралмаше. У нас несколько школ, у нас один стадион, на котором мы все тренировались. У нас было три пионерских лагеря, у нас у всех родители работали на Уралмаше. Мы в эти пионерские лагеря ездили, мы с детства все друг друга знаем. Но я не имеют отношения к ОПС "Уралмаш". И когда про меня написали в "Известиях", а потом повторили по НТВ, что я отсидел 5 лет за грабеж, что мне уралмашевские братки налаживали бизнес, то это совершенная неправда, достаточно нелепая. Я по образованию историк. Мне 40 лет, у меня три дочери. Я поэт. У меня несколько книг, много научных статей. Я член союза писателей. И основатель первого и единственного в России частного музея иконы. У меня была большая коллекция, порядка 700 памятников, мне Анатолий Иванович Павлов, мой товарищ, дал помещение в центре города, там сейчас музей, одно из украшений нашего города. И строится другой музей. Это будет музей художников Урала. Поэтому я обычный гражданин, я житель своего города, я гражданин России. Там, где я буду в силах что-то изменить к лучшему, я буду это делать. И никто мне не запретит говорить правду и делать то, что я считаю нужным.
Когда Вы говорите о той поддержке, которая вам была оказана Русской Православной Церковью, я вспоминаю, что сегодня, по-моему, появилось сообщение о том, что даже от национал-большевистской партии Лимонова в вашу защиту было направлено письмо.
Ну, эти могучие парни-революционеры... Ну, я посмотрел на них, они достаточно искренни. В нашу защиту было много направлено писем от союза писателей, от Совета Федерации и так далее. Но, самая большая защита и поддержка - это население города. Нас любят в своем городе. И я всегда буду стараться быть достойным этого уважения, этой любви. Я буду делать, что смогу, для своего города, потому что мне в нем жить. Я люблю этот город. Меня мама маленького за ручку водила. Я его с детства люблю, я вырос в этом городе.
Евгений, каковы перспективы этого дела, связанного со скандалом 15 числа?
Оно все как обычно: громко раскричали про террористов, сейчас сами не знают, что делать. Оно потихонечку сойдет на нет. Ну, может быть потаскают в Прокуратуру, какие-то дела. Девчонки, если не вернутся к нам, они начнут колоться, потому что это наркоманки и им нужен героин. Кто-то выйдет на дорогу обратно. Кто-то начнет воровать у родителей. Потом родители взвоют, привезут их снова. И начнется все снова. У нас так было хорошо и тихо, и спокойно. И девчонки не кололись.
А тех возьмете обратно, которые писали заявление?
Возьмем. Они наркоманки, чего, думаешь, у меня какие-то обиды будут? У меня вообще нет никаких обид ни на кого. Потому что когда мы начинали в 1999 году этим заниматься, я понимал, с чем я связываюсь. Поэтому, ну, будем терпеть. Но, конечно, ощущения такие, будто стая диких шакалов покусала. Ну, переживем.