Настоящим заявлением хочу довести до сведения широкой общественности информацию о реальном положении вещей в ФГУ ИК - 13 г.Нижнего Тагила Свердловской области и рассказать о моем друге Михаиле Ивановиче Трепашкине.

Начну с того, как мы познакомились с Михаилом Ивановичем. В 2005 году я содержался под стражей в СИЗО № 1 г.Екатеринбурга. Я ожидал кассационного рассмотрения своего уголовного дела Свердловским областным судом. Наша камера № 311, в которой содержались бывшие сотрудники правоохранительных органов, использовалась администрацией СИЗО № 1 в качестве "транзитной", то есть в неё помещали осужденных, прибывших из разных регионов нашей страны, перед отправкой в ФГУ ИК - 13 г.Нижнего Тагила - колонию для бывших сотрудников правоохранительных органов.

В один из дней, прибыл большой этап из г.Москвы. Я обратил внимание на человека неболшого роста с папкой документов и хорошо поставленной речью. Мы познакомились. Этим человеком оказался Михаил Иванович Трепашкин - полковник ФСБ из г.Москвы. Он рассказал мне, что его осудил военный суд за незаконное хранение боеприпасов и разглашение государственной тайны. С вынесенным ему приговором Трепашкин М.И., был не согласен, говорил, что всюду его обжаловал, но получил отказ. Также, Трепашкин М.И. рассказал мне, что истинной подоплекой его осуждения явилось его независимое адвокатское расследование взрывов домов в г.Москве и г.Волгодонске. Он, работая адвокатом, после выхода на пенсию, представлял интересы потерпевших по этим взрывам. Так мы познакомились с Михаилом Ивановичем. Мы могли проговорить с ним еще очень долго, но спустя непродолжительное время его вывели из нашей камеры. Как я узнал в дальнейшем, его перевели в корпус № 1 СИЗО, в маломестную камеру. Там он и дожидался своей отправки в Нижний Тагил.

Следующая наша встреча с Михаилом Ивановичем состоялась уже в январе 2006 года, когда я прибыл для отбывания наказания на участок колонии - поселения при ФГУ ИК - 13. Меня этапировали туда после длительных Новогодних праздников, в связи с чем я не успел получить передачу от мамы. На участке колонии - поселения меня встретил Михаил Иванович. Тогда он очень выручил меня. Сам предложил помочь продуктами и деньгами, за что я ему очень благодарен. Трепашкин М.И. рассказал мне, что его освобождали условно - досрочно, но затем вновь вернули в колонию, несмотря на то, что решение суда вступило в силу, и по закону, положение осужденного уже не могло быть ухудшено. Михаил Иванович сказал, что у него очень плохо со здоровьем, его мучают приступы астмы: плохая экология г.Нижнего Тагила дает о себе знать. Он объяснил мне, что качественной медицинской помощи ему не оказывают.

По прибытии в ФГУ ИК - 13, я был вызван к начальнику отряда Головину А.Ю. для ознакомительной беседы. Головин А.Ю. сообщил мне, что в колонии - поселении отбывает наказание бывший сотрудник ФСБ Трепашкин М.И., общение и контакты с которым крайне нежелательны. На мой резонный вопрос о причинах столь предвзятого отношения к этому человеку, Головин А.Ю. ответил мне следующее: "Трепашкин М.И. являлся адвокатом Березовского Б.А., который стремиться захватить власть в нашей стране. Кроме того, находясь в колонии - поселении Трепашкин М.И. активно пишет жалобы на режим содержания и вовлекает в эту деятельность других осужденных. При этом, заявил Головин А.Ю., он использует методы психологической обработки и гипноза, которым он был обучен в период службы в органах госбезопасности. Я слова Головина А.Ю. понял так, что Трепашкин М.И. чем - то сильно ему навредил, и он пытается выставить его в очень негативном ракурсе. Поскольку у меня на тот момент уже сформировалось мнение о человеке, я понял, что Трепашкин М.И. и администрация колонии находятся по разные стороны баррикад. Мне предстояло сделать свой непростой выбор: с кем я? С Трепашкиным М.И. или с администрацией. И делат этот выбор мне пришлось уже на следующий день.

Карантин колонии-поселения располагался на первом этаже здания общежития осужденных, куда по прибытии был помещен я и осужденный Крючков С.В. Это же помещение использовалось в качестве медпункта. Утром следующего дня пришел врач, и попросил нас с Крючковым С.В. выйти из комнаты, и подождать в коридоре пока он закончит прием больных осужденных. Выходя из комнаты, я увидел, что на прием к врачу пришел Трепашкин М.И. Дождавшись своей очереди, он вошел в медпункт. Спустя некоторое время Трепашкин М.И. вышел оттуда, сказав, что ему вновь не дали лекарств и не оказали медицинской помощи, и направился к своей комнате. Вслед за Трепашкиным М.И., в коридор выбежал врач, который начал кричать на Трепашкина М.И., что тот обратился не по адресу, что он вообще не будет его лечить. Трепашкин М.И. ответил, что он хотел получить медицинскую помощь, поэтому и записался на прием к врачу. Врач начал кричать, что к нему на прием ходить не надо, так как он не врач, а слесарь. Меня очень удивило столь странное поведение сотрудника.

В тот же день меня вновь вызвал майор внутренней службы Головин А.Ю. и спросил что происходило утром между врачом и осужденным Трепашкиным М.И. Я правдиво изложил Головину А.Ю. обстоятельства утренних событий и выразил свое недоумение по поводу столь странного поведения сотрудника МСЧ ИК - 13. Головин А.Ю. заявил, что я все события понял неправильно. Оказывается повышал голос и ругался вовсе не врач, а осужденный Трепашкин М.И., о чем Головин А.Ю. предложил написать мне докладную. Я ответил, что подобных бумаг я писать не буду, так как я психически здоров и реальность воспринимаю адекватно. Головин А.Ю. начал угрожать мне водворением в штрафной изолятор, стол говорить, что у него имеется несколько докладных от осужденных, в которых говориться, что я не поздоровался с представителем администрации, а это является нарушением ПВР (Правил внутреннего распорядка), за которое меня могут водворить в ШИЗО (штрафной изолятор) на срок до 15 суток. Я ответил Головину А.Ю., что лучше отсижу 15 суток в ШИЗО, чем буду клеветать на человека. Головин А.Ю. выругался в мой адрес нецензурной бранью и выгнал меня из кабинета.

Вечером я узнал, что Трепашкину М.И. дали 15 суток ШИЗО, что нашли людей, которые написали докладные. Кроме того, осужденный, который работал раздатчиком пищи в ШИЗО рассказал мне, что Трепашкин М.И. содержbтся в одиночной камере, где стены покрыты толстым слоем льда.

В дальнейшем я неоднократно рассказывал об обстоятельствах этого "нарушения режима" Трепашкиным М.И. в судебных инстанциях и в своих объяснениях в органы прокуратуры. Однако, почему - то поверили не мне, а администрации, и взыскание за выдуманное Головиным А.Ю. нарушение с Трепашкина М.И. не сняли.

Мы очень подружились с Трепашкиным М.И., тесно с ним общались. Он произвел на меня впечатление образованного и высококультурного человека. Он часто вспоминал о своей семье, о детях. По моей просьбе, иногда рассказывал о том, какие дела ему доводилось расследовать. Когда я узнал его биографию, то пришел к выводу о том, что таких людей как Трепашкин М.И. надо не в тюрьме держать, а школьникам показывать. Это настоящий патриот, настоящий Человек с большой буквы. Всю свою жизнь он посвятил служению Отечеству. Всю его жизнь можно коротко изложить в трех словах: Польза, Честь и Отвага. Эти слова для Трепашкина М.И. не пустой звук, а жизненный принцип.

В дальнейшем мне пришлось вновь вместе с Трепашкиным М.И. противостоять администрации колонии, когда его водворили в ШИЗО, якобы за то, что он нецензурно обругал помощника Нижнетагильского прокурора по надзору за соблюдением законов в ИУ г - на Фирсова. После выхода из ШИЗО, я начал расспрашивать Трепашкина М.И. о том, за что его водворили в изолятор. Михаил Иванович сказал, что его вызвал на беседу помощник прокурора г - н Фирсов, с которым они беседовали некоторое время, а затем, его ознакомили с актом о дисциплинарном правонарушении, выразившемся в нецензурной брани в присутствии помощника прокурора. Я был очень удивлен такому повороту событий. Трепашкин М.И. попросил меня письменно подтвердить, что в своей речи он никогда не употреблял нецензурной брани. Я написал такое заявление на имя председателя Тагилстроевского районного суда г.Нижнего Тагила. Аналогичные заявления написали еще более 30 осужденных, что свидетельствует о высокой культуре Михаила Ивановича, его развитой и хорошо поставленной речи. Таким людям, я думаю, нет необходимости употреблять слова, загрязняющие русский язык, так как лексикон и без того богат и многообразен. С другой стороны, мне хорошо известен лексикон сотрудников колонии, в том числе офицеров, так как я работал уборщиком помещений административного штаба ИК - 13. Вот эти люди, даже в общении между собой, не могут связать двух слов без известного русского на букву "х", я не говорю о их речи в общении с осужденными.

Летом 2006 года администрация начала процедуру признания Трепашкина М.И. "злостным нарушителем режима" для того, чтобы перевести его в колонию общего режима. Я решил идти с Трепашкиным М.И. до конца. Считаю, что принятие иного решения было бы проявлением подлости и беспринципности.

Тогда я сказал Трепашкину М.И., что буду на его стороне до конца. Он поблагодарил меня, но при этом настоял на том, чтобы я дал ему слово о том, что я не буду приносить напрасных жертв, делая громкие заявления, так как могу оказаться в ШИЗО. Я ответил, что ШИЗО я не боюсь, а правду привык говорить с детства.

В дальнейшем, я несколько раз давал показания на судебных заседаниях по жалобам Трепашкина М.И. и в заседании по переводу Трепашкина М.И. в колонию общего режима.

После первого судебного заседания меня водворили в штрафной изолятор со стандартной формулировкой: "не поздоровался с представителем администрации". На остальные судебные процессы меня водили из камеры ШИЗО. Накануне суда ко мне приходили сотрудники оперативного отдела ИК - 13, которые предупреждали меня о том, чтобы я не говорил на суде лишнего. Начальник оперотдела Кривоногов В.В., явившись в камеру ШИЗО после отбоя, будучи в нетрезвом виде, предлагал мне написать бумагу о том, что я дал на суде ложные показания, поскольку об этом меня, якобы, попросил Трепашкин М.И. В обмен Кривоногов В.В. обещал освободить меня из ШИЗО и обеспечить мою спокойную отсидку в колонии - поселении. Я категорически отказался от его предложения.

Всего в ШИЗО я провел около двух месяцев, после чего Тагилстроевский районный суд г.Нижнего Тагила признал меня злостным нарушителем режима и принял решение о моем переводе в колонию общего режима. Не согласившись с решением суда, я написал кассационную жалобу, поэтому меня поместили в камеру ПФРСИ (помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора), где сейчас держат Трепашкина М.И. Получив кассационное определение об отказе в удовлетворении моей кассационной жалобы, я был выведен в кабинет начальника ПФРСИ, который сообщил мне о решении суда кассационной инстанции. Мне предложили собрать личные вещи и проследовать с сотрудником колонии. Я собрал вещи и меня повели в помещение ШИЗО, которое находится уже на территории колонии общего режима. Меня водворили в небольшую камеру с тусклым светом и постоянно капающей водой из - под крана. Там находилось еще 11 человек. Это были осужденные из разных регионов России, которые прибыли в ИК - 13 для отбывания наказания на общем и строгом режиме. Они рассказали мне, что находятся в этой камере уже более суток.

Спустя 2 часа нас начали по одному выводить в коридор ШИЗО, где происходил, извините за жаргонное выражение, шмон, потому как обыском или досмотром эту процедуру назвать нельзя даже с очень большой натяжкой. Дневальный ШИЗО из числа осужденных членов СДП (секция дисциплины и порядка) предлагал вытащить из сумки все личные вещи на расстеленное одеяло. Затем он отбрасывал в сторону те вещи, которые на общем режиме иметь не полагается. Под эту категорию подпадало практически все, за исключением имевшихся у меня спортивных брюк из эластика, кроссовок и футболке с коротким рукавом. А на улице, между прочим, был конец декабря 2006 года.

После того, как указанную процедуру прошли все прибывшие осужденные, нас повели к выходу из здания ШИЗО. Около выхода, один из инспекторов, который знал меня и хорошо ко мне относился, тихонько сказал мне: "сейчас очень быстро беги по коридору". Когда ч вышел на улицу, то понял о каком коридоре он мне сказал. Это был живой коридор из осужденных - членов СДП, которые кричали на нас, наносили бегущим удары по голове и телу руками и ногами. Один парень после шмона оставшийся в резиновых сланцах, так как другой обуви у него не было, поскользнулся и упал на землю. Его жестоко избили.

Нам разрешили занести в помещение карантина оставшиеся вещи, и вновь вывели на улицу. Там, старший дневальный карантина осужденный Тухтаев объявил, что ИК - 13 является "красной" зоной, что "подъем в зону" осуществляется "через тряпку и вступление в СДП". Спросил есть ли среди нас те, кто отказывается брать в руки тряпку (производить уборку) или вступать в СДП. Один из осужденных попытался отказаться от вступлении в СДП, но его тут же начали избивать другие дневальные, используя при этом деревянные палки. Парень вынужден был согласиться.

Затем нас повели в баню, где мы помылись и получили, наконец, теплые вещи: телогрейку. До этого, несмотря на двадцатиградусный мороз, мы ходили, кто в чем был. Я был в летних кроссовках, спортивных брюках и футболке с коротким рукавом.

После бани нас вернули в карантин, где принудительно заставляли писать заявления о вступлении в СДП. Тех, кто отказывался, избивали.

После того, как все формальности были закончены, меня вызвали в кабинет завхоза карантина. Там находились все дневальные. Они начали спрашивать меня про Михаила Трепашкина, высказывать угрозы в его адрес. Мне ни чего не оставалось делать, как молчать и слушать. Молчать, слушать и запоминать, для того, чтобы после освобождения донести все это до сведения общественности.

Распорядок дня в карантине был весьма своеобразный. Сразу после подъема нам вручали металлические щетки, метлы, лопаты, и мы шли чистить снег на территории. Хочу рассказать о весьма интересном приспособлении для транспортировки снега. Такое, наверное, есть только в ИК - 13. Это так называемый "Хаммер" - тракторная телега с приваренными вдоль бортов скобами. Эта телега загружается снегом, и осужденные толкают ее до места свалки снега. Но самое интересное - это надписи, которые были сделаны на ее бортах большими буквами: "HUMMER H 2", "Управляй мечтой", "Не надо волноваться". Эти издевательские надписи видели все, в том числе и руководство колонии. Затем их закрасили. Работы по уборке снега продолжались до обеда. После обеда они начинались снова и длились до отбоя.

И вот, 9 января 2007 года, наконец меня распределили в отряд № 6. До конца срока оставалось 40 дней. Держись дорогой Михаил Иванович. Все это обязательно кончится.

Виктор ИШУКОВ
09 ноября 2007 года
г.Первоуральск